Как знаменитые кинорежиссеры понимают великих русских писателей
Телеканал Би-би-си впервые за 40 лет экранизирует Льва Толстого. Вспомним необычные киноверсии, в которых русская классика представала в новых для себя жанрах.
«Пиковая дама» — готический триллер
«…тройка цвела перед ним в образе пышного грандифлора, семерка представлялась готическими воротами, туз огромным пауком»
Повесть «Пиковая дама»
Фото: DIOMEDIA / Mary Evans
Мартин Скорсезе:
Это один из немногих эталонных фильмов о сверхъестественном
В отличие от своих предшественников, англичанин Торольд Дикинсон не стал экранизировать мелодраматический сюжет одноименной оперы Чайковского, а мудро положился на Пушкина. Эта “Пиковая дама” — классический готический триллер с сумасшествием, зловещими тенями, зеркалами и драматическим пауком, населенный при этом реалистическими персонажами. Все пушкинские герои, в 30-страничной повести лишь обозначенные, у Дикинсона успевают сделать массу простых необязательных дел: съездить на птичий рынок, сходить в театр, пустить в дом любовника, который окажется вором, поболтать о Наполеоне с выжившим из ума старьевщиком. И этим достигается поразительный эффект: хоть и знаешь, чем кончится история, становится действительно страшно, когда видишь схватку двух абсолютно современных эго-маньяков, даже если один из них — привидение.
“Пиковая дама”. Режиссер Торольд Дикинсон, 1949 год
«Шинель» — неореализм
«И точно, один коломенский будочник видел собственными глазами, как показалось из-за одного дома привидение; но, будучи по природе своей несколько бессилен, он не посмел остановить его, а так шел за ним в темноте до тех пор, пока наконец привидение вдруг оглянулось и, остановясь, спросило: “Тебе чего хочется?” — и показало такой кулак, какого и у живых не найдешь»
Повесть «Шинель»
Карло Лидзани, Corriere della Sera, 5 декабря 1952 года
Казалось, “Шинель” с ее символизмом стремится стать параллельной реальностью. Но, в сущности, она недалеко отошла от живого источника неореализма
Итальянец Альберто Латтуада, заслуженный мастер экранизации русской литературы, снял “Собачье сердце”, “Бурю” по “Капитанской дочке” и чеховскую “Степь”. Но начал, как и положено, с “Шинели”, и именно она принесла ему славу. Бедный титулярный советник Акакий Акакиевич Башмачкин через 100 лет после смерти дождался своего часа и оказался одним из главных героев неореализма — Латтуада перенес место действия повести в современную Италию. На этом расхождения с оригинальным текстом и закончились. Персонажи, коллизия и сам тон Гоголя совершенно совпали с настроением послевоенного итальянского кино. Про фильм так и говорили: через четыре года после велосипеда (“Похитители велосипедов” Де Сики вышли в 1948-м) украдено пальто — и для положения дел нет символа лучше. И, хотя фантастическая линия Гоголя не слишком укладывалась в канон, Латтуада справился и с этим. Он снял призрак Акакия Акакиевича просто и реалистично, при этом ни разу не извратив Гоголя, просящего для “маленьких людей” одинаковой справедливости и сострадания на том и этом свете.
“Шинель”. Режиссер Альберто Латтуада, 1952 год
«Вий» — джалло
«… у нас в Киеве все бабы, которые сидят на базаре,— все ведьмы»
Повесть «Вий»
Фото: DIOMEDIA / Photos 12 Cinema
Марио Бава
Конечно, я не верю в вампиров, ведьм и во всякое такое, но ночью, когда пустеют и умолкают улицы,— да, я не верю, но я все равно дико боюсь. Лучше сидеть дома у телевизора!
Свой режиссерский дебют Бава снял в 45 лет, после почти 30 лет работы оператором и создателем спецэффектов. Для основы сценария Бава выбрал “Вия”, который был любимой страшилкой его детей. И хотя первым джалло считается “Девушка, которая слишком много знала”, снятая им на три года позже, все необходимые составляющие жанра присутствуют уже в “Маске” — а еще точнее, “Маска” стала бы полноценным джалло, воспользуйся Бава всеми подсказками Гоголя. Милый философ Хома Брут, расследующий смерть панночки и обнаруживший, что сам и убил,— готовый герой для итальянского хоррора, но здесь вместо него терпят нечеловеческие муки двое врачей, остановившиеся в Миргороде по дороге на московскую конференцию; прекрасная панночка могла бы так и остаться ослепительной ведьмой, сводящей с ума целые деревни ради одного бабского удовольствия, но превратилась в бессмертную вампирскую княгиню Асю, двести лет назад казненную инквизицией и потому жаждущую мести. Зато ее “белые ножки” задействованы по полной, зато летучие мыши здесь размером с поросенка, зато водку здесь пьют из хрустальных ведер. Словом, “страшная, сверкающая красота”!
“Маска Сатаны”. Режиссер Марио Бава, 1960 год
«Бесы» — новая волна
«А я так думаю, что не надо пренебрегать и нашею молодежью. Кричат, что они коммунисты, а по-моему надо щадить их и дорожить ими. Я читаю теперь все — все газеты, коммуны, естественные науки,— все получаю, потому что надо же, наконец, знать, где живешь и с кем имеешь дело»
Роман «Бесы»
Жан-Люк Годар
Здесь не важно, как играют актеры, важно, как их игра снята
Фильм Годара о террористической молодежной ячейке вышел за год до событий 68 года. В этой вольной экранизации “Бесов” пятеро молодых людей — Гийом, Ивонна, Вероник (женский вариант Верховенского), Серж (Кириллов) и Анри (Шатов) — заседают в пустой парижской квартире, где читают Мао, обсуждают философию и планируют убийство. Но если Достоевский в изображении катастрофы, которая происходит из-за сочетания гордыни, ребячества и любви к теоретизированию, сгущает краски, то Годар делает буквально обратное. “Долой стариков” Достоевского лихо превращается в “Долой кино стариков!” новой волны. Ярко-красный фильм, сам, как книжечка изречений Мао, в котором Годар берет интервью у собственных актеров и упражняется в любимом приеме киноколлажа, был назван видеоартом и “поп-версией Достоевского”. И если в случае Достоевского расплата будет ужасной, то самое страшное, что пока ожидает героев Годара, намеренно выведшего всех взрослых персонажей за кадр или в эпизод,— это возвращение родителей из отпуска.
“Китаянка”. Режиссер Жан-Люк Годар, 1967 год
Романы Толстого — фильм Вуди Аллена
« — Это немножко нескромно, но так мило, что ужасно хочется рассказать,— сказал Вронский, глядя на нее смеющимися глазами.— Я не буду называть фамилий.
— Но я буду угадывать, тем лучше»Роман «Анна Каренина»
“Любовь и смерть”. Режиссер Вуди Аллен, 1975 год
Фото: DIOMEDIA / Entertainment pictures
Фильм “Любовь и смерть”
Наташа: “Это очень запутанная ситуация, кузина Соня. Я люблю Алексея. Он любит Алисию. Алисия в связи со Львом. Лев любит Татьяну. Татьяна любит Симкина. Симкин любит меня. Я люблю Симкина, но иначе, чем Алексея. Алексей любит Татьяну как сестру. Сестра Татьяны любит Тригорина как брата. Брат Тригорина имеет связь с моей сестрой, которую он любит физически, но не духовно. Фирма Мишкина и Мишкина спит с фирмой Таскова и Таскова”
Русский дворянин Борис Грушенко, пацифист, вынужденный идти на войну с Наполеоном, на досуге сочиняющий стихи за Томаса Элиота и влюбленный в собственную кузину, с которой обсуждает Гурджиева,— это и пародия на всех толстовских героев, и классический “вуди-аллен”, главный интеллектуал и неврастеник планеты, с его обязательными монологами о сексе и философии одновременно. Идея поместить себя в центр “классического русского романа”, собранного из прямых отсылок к “Войне и миру”, “Анне Карениной”, “Крейцеровой сонате”, “Детству” и пр., обернулась не только критикой патетических предыдущих экранизаций Толстого, но вернула русской классической литературе ее живость и человечность и обнаружила простую мысль: философские метания и светские разговоры — милый шум жизни, в которой есть действительно важные проблемы — как все-таки выйти замуж по любви и умереть вовремя.
“Любовь и смерть”. Режиссер Вуди Аллен, 1975 год
«Фальшивый купон» — докудрама
«Степан рассказывал про все свои убийства, нахмурив брови и устремив глаза в одну точку, самым простым, деловитым тоном, стараясь вспомнить все подробности»
Повесть «Фальшивый купон»
Винсент Кэнби, The New York Times, 23 сентября 1983 года
Это больше чем беспристрастная журналистика. Это скорее официальный доклад о духовном состоянии цивилизации, для которой нет никакой надежды
В своем последнем фильме Робер Брессон экранизировал позднего Толстого: “Деньги” — это начало “Фальшивого купона”, где зло только что произошло и фальшивые деньги, пущенные в ход двумя гимназистами, уже разрушили несколько жизней. Зло, как и у Толстого, размножается, плодя бесконечные мелкие сюжеты, годящиеся в газетные новости: украл-сел-вышел-убил; камера одинаково равнодушно останавливается на лицах героев и их сумках, кошельках или орудиях убийства; непрофессиональные актеры не играют, а просто произносят реплики,— и это тоже производит обманчивый эффект документальной съемки. Но, в отличие от Толстого, зло здесь не “поглощается добром”, “Деньги” не предполагают счастливого финала “Купона” — фильм Брессона внезапно обрывается черным кадром, как будто камере просто надоело фиксировать — и она выключилась.
“Деньги”. Режиссер Робер Брессон, 1983 год
«Преступление и наказание» — скандинавский соцреализм
«… господин Лебезятников, следящий за новыми мыслями, объяснял намедни, что сострадание в наше время даже наукой воспрещено и что так уже делается в Англии, где политическая экономия»
Роман «Преступление и наказание»
Аки Каурисмяки
Многие сравнивали мой фильм с “Карманником” Робера Брессона, но его я не видел. В Финляндии он был запрещен цензурой из боязни, что она может подталкивать молодежь к преступным действиям
О своем первом полнометражном фильме — экранизации “Преступления и наказания”, действие которого перенесено в Хельсинки 1980-х,— сам Каурисмяки позже говорил, что это его первая попытка “подобраться к своему классическому герою-неудачнику”. Раскольникову, бывшему студенту юрфака, работающему на скотобойне, он как мог облегчил жизнь — для начала предоставив вполне человеческий мотив для убийства, а потом избавив от необходимости убивать невинную Лизавету Ивановну (у доброго Каурисмяки Сонечка, Авдотья и Лизавета — один персонаж, Ева, так что первая не пошла на панель, вторая не вышла за Разумихина, а третья не умерла). Никакого пафоса, знаменитые философские монологи актеры проговаривают в спешке и вскользь. Это снижение придает героям Достоевского непривычный комизм, который Каурисмяки усугубляет абсолютно издевательским саундтреком и невероятными гротескными усами, украшающими почти всех второстепенных персонажей мужского пола.
“Преступление и наказание”. Режиссер Аки Каурисмяки, 1983 год
«Идиот» — театр кабуки
«Я давеча ваш портрет увидал, и точно я знакомое лицо узнал. Мне тотчас показалось, что вы как будто уже звали»
Роман «Идиот»
“Настасья”. Режиссер Анджей Вайда, 1994 год
Анджей Вайда
Этот выдающий актер создает не просто женский образ, а образ вечной женственности,— и создает его из мужского восхищения, а вовсе не из имитации и подражания. И это именно то, что представляется нам, европейцам, наиболее характерной чертой японского искусства
Вайда работал над “Идиотом” в общей сложности пять лет, четыре из которых уговаривал японского актера Бандо Тамасабуро V исполнить одновременно две роли — Настасью Филипповну и князя Мышкина. Главная современная звезда театра кабуки, величайший оннагата, к 30 годам сыгравший чуть не всех главных женских героинь (Леди Макбет, Дездемону, Медею, Джульетту, Даму с камелиями и др.), не был уверен, что сможет исполнить мужскую роль. Все действие этой максимально театрализованной экранизации происходит в последней главе романа, где Мышкин и Рогожин (Тосиюки Нагасима) разговаривают у тела Настасьи Филипповны и вспоминают события, их туда приведшие. Двое мужчин, один из которых время от времени становится женщиной, два портрета (Настасьи Филипповны и отца Рогожина), копия с гольбейновского “Мертвого Христа” и нож — вот все, что потребовалось Вайде для того, чтобы внутреннее родство Настасьи Филипповны и Мышкина и “любовь-ненависть” между Мышкиным и Рогожиным обрели неожиданный эротизм и невероятную наглядность.
“Настасья”. Режиссер Анджей Вайда, 1994 год
«Вишневый сад» — авантюрная мелодрама
«Почему на афишах и в газетных объявлениях моя пьеса так упорно называется драмой?»
Из письма Чехова Ольге Книппер-Чеховой, 10 апреля 1904 года
Фильм “Криминальная фишка от Генри”
Лопахин — Раневской: “Встретимся в Москве!” Голоса с галерки: “Соглашайся!”
Чехов — предсказуемый чемпион по экранизациям среди русских классиков. И хотя существует масса канонических, аккуратно воспроизводящих чеховский текст экранизаций, еще чаще сценаристы и режиссеры не могут устоять перед соблазном снять фильм о том, какое это судьбоносное дело — поставить Чехова в театре. Последний из таких фильмов, “Криминальная фишка от Генри”,— на первый взгляд, необязательная авантюрная комедия: чеховский “человек в футляре” (Киану Ривз) отсидел срок в тюрьме за ограбление банка, которого он не совершал, и в качестве обретения смысла жизни решил-таки ограбить тот самый банк — но для этого ему придется сыграть Лопахина в местном театре. Естественно, план ограбления по ходу фильма десять раз поменяется, то же произойдет и с пьесой — и, как мечтал сам Чехов, “Вишневый сад” будет в итоге разыгран не как “нытье” (в чем Чехов упрекал первые московские постановки), а окажется настоящим водевилем с возможным счастливым концом.
“Криминальная фишка от Генри”. Режиссер Малькольм Венвилль, 2011 год
Мария Бессмертная
Источник: kommersant.ru